же мне не простит, если не. Оля в свою очередь поделится со всей школой — она-то на уроки ходит, а не как некоторые — и тогда не простят уже ребята. Дед велел возглавлять непобеждаемое, поэтому позвонил на квартиру директору, попросив после уроков собрать старшеклассников (все не влезут) в актовом зале.

Забавно, но к этому моменту количество живущих под подпиской граждан Хрущевска практически удвоилось, и это не моя заслуга — просто КГБ решило под шумок проверить некоторых товарищей на надежность.

Леннон — Ленноном, а текучку никто не отменял, поэтому, позавтракав и одевшись, мы с Виталиной поехали на студию, в административное здание, принимать первый в истории телеканала «Восток» оригинальный репортаж «с местности».

В кабинете типа конференц-зала, оснащенным экраном и проектором, нас уже ждали двое модных молодых людей: усатые, с прическами типа каре, в джинсах и свитерах с оленями. Репортер и оператор, авторы репортажа, гордые обладатели красных дипломов.

— Доброе! — поприветствовал я их. — Михаил, — пожал руку репортеру. — Артем, — пожал и оператору.

— Утро, Серега! — откликнулся первый.

— Привет! — подавив невовремя вылезший зевок, буркнул оператор.

— Сейчас главного подождем и начнем, — анонсировал я им и сел за стол. — Далеко ездили?

— Рядом тут — от Комсомольска-на-Амуре двадцать минут узкоколейкой, — ответил Михаил.

Немножко выпендривается, но это ничего, это созидательными порывами продиктовано.

— Про узкоколейку?

— Немного про узкоколейку и фельдшера, — кивнул оператор. — Так сказать, по площадям.

— «По площадям» нам Никита Сергеевич завещал, — одобрил я.

В дверь без стука (потому что начальство) вошел Борис Николаевич Полевой. Журналисты вытянулись по струнке, я ограничился рукопожатием из положения «сидя».

— Ну что, проверим вас на следование высоким стандартам Советской журналистики? — после приветственной части улыбнулся молодым дарованиям Полевой.

— Не подведем! — уверенно заявил репортер.

Оператор зарядил пленку в проектор, на экране появился отсчет 3−2–1, и мы оказались в машинном отделении локомотива узкоколейки. Одетый в фуфайку, штаны с начесом, галошные валенки и шапку-ушанку седобородый дедушка черпал лопатой и забрасывал в топку уголь, размеренно вещая:

— Сам-то я с малых лет на железной дороге. В гражданскую на бронепоезде служил. Потом — в Отечественную, уже машинистом. Надоели мне большие рельсы, вот, на маленькие перешел! — гоготнул и закрыл дверцу топки, повернувшись в кадр улыбающимся закопченным лицом. — С бабкой и приехал — она у меня родом как раз с этих мест, радуется — на родине помрет, говорит.

Монтажная склейка, и мы оказались посреди проложенной среди заснеженных деревьев колеи, наблюдая тихонько выкатывающийся из-за поворота, курящийся дымами локомотив, за которым тащилось три грузовых, и один пассажирский вагончик.

— Это отсылка на «Прибытие поезда»? — подколол я оператора.

— На «В 3:10 на Юму», — с улыбкой поправил он.

— Вестерн? — уточнил Полевой.

— Вестерн.

Репортер обиженно поерзал, и я прислушался к доносящемуся под кадры заснеженной деревеньки (курящиеся дымами печные трубы, бегающие, укутанные в толстые шубки, дети, важно щурящийся в кадр с забора рыжий грязный кот, грызущая говяжью кость лохматая собака) голосу диктора:

—…зимой, когда замерзают реки и болота и оживают так называемые «зимники», колея номер 451 не теряет своей важности для трехсот семи жителей колхоза «Красная грива», каждый день перевозя товары народного потребления, газеты и пассажиров.

Поезд остановился прямо у деревянной двухэтажки с табличкой «Сельсовет», и на утоптанный снег из пассажирского вагона выбралась пара бабушек с набитыми колбасой и консервами авоськами.

— Земфира Захаровна Лебедева — одна из таких пассажирок, — перенес нас немного в прошлое, в еще движущийся вагон, голос Михаила.

Слева и справа — ряды коротких, на два пассажира, лавочек. Посреди вагона — обложенная кирпичами печка, в которую подкидывала полешко бабушка.

— Почему повтор? — спросил Борис Николаевич.

— Символично, — развел руками репортер. — Пламя подпитывается, значит — есть жизнь в этих краях.

— Принимается, — одобрил Полевой.

Бабушка на экране тем временем успела перебраться на лавочку и получить закадровый вопрос:

— Часто в город ездить приходится?

— Да ну, — отмахнулась она. — У нас в сельпо почти все есть, вон, в грузовых и едет! — указала за спину. — Я вон… — повернулась к стоящей рядом с ней авоське и начала инвентаризацию. — Консерва деду — краба, я сама их не ем, больно страшные. И эти еще — полухвабриканты рыбьи, вкусные — жуть, у нас в сельпо холодильника нужного под них нету.

— Пошла антисоветчина! — гоготнул Полевой. — Да сиди ты, — добродушно махнул рукой на подскочившего оправдываться репортера. — Такой дефицит — не дефицит, вон, краба с полуфабрикатами деду везет Земфира Захаровна, какая уж тут антисоветчина?

— Немножко умело подпущенного дефицита не повредит, — глубокомысленно согласился я.

— Мы сюда молодыми еще приехали, — перешла бабушка к воспоминаниям, ностальгически улыбнувшись. — Считай — в чисто поле: одни бараки стояли…

Монтажная склейка.

— Почему? — среагировал я.

— Потому что «зэки строили», — развел руками оператор.

— Ладно, — поморщился я.

Не стоит неудобные темы лишний раз пинать. Да и вообще — ну зэки, ну и что?

— Ничего, остроились, зажили. Детей четверых в люди вывели — во Владивостоке сейчас живут, все с высшим образованием, — добавила Земфира Захаровна. — Мы с дедом не жалуемся — у нас хорошо, и школа есть, и ДК — я туда песни петь хожу, в кружок — и кооператив даже открыли, снасть рыбацкую гнать, дед там подрабатывает, сети плетет.

— Пенсии не хватает? — предположил голос из-за кадра.

— Тю-ю-ю, — отмахнулась бабушка. — Пенсии нынче за глаза хватает, хоть на книжку ложь. Скучно ему, дураку старому, на печке лежать — пойду, говорит, молодым опыт передавать. Рыбак он у меня, — с доверительной улыбкой поведала она нам семейную тайну и перешла на другие деревенские блага. — А еще у нас амбулатория есть, там фельдшер Маргарита Филипповна, у ней руки золотые.

Монтажная склейка, и мы смотрим на чисто подметенное от снега, крашенное зеленой краской, крылечко деревянного одноэтажного домика с табличкой «Амбулатория». Дверь открылась, и оттуда выбралась одетая в шубу с торчащим из-под нее белым халатом, укутанная в мохнатый платочек, неожиданно-молодая симпатичная женщина лет тридцати с валенками на ногах.

— Ой, здравствуйте! — подпрыгнула она. — А вы из телевизора?

— Из телевизора, — подтвердил закадровый репортер.

— А я как раз на обход, — расстроилась она. — Ой, мне же звонили! — снова подпрыгнула. — Вы с нами поедете, да?

— С вами, — подтвердил Михаил.

— Если лежачего больного везти придется, мы вас высадим, — решительно заявила она.

— Мы со всем пониманием и не будем мешать, — заверил ее репортер. — Меня Миша зовут.

— Галя! — отозвалась фельдшер, спускаясь с крылечка и направляясь направо.

Мы пошли за ней, любуясь заснеженной деревенской улицей и вкусно похрустывая снежком.

— Галина Евгеньевна Маслова, — представилась полным именем. — Сейчас в машину сядем и поедем по подсобным хозяйствам — у нас их четыре, придется шестьдесят километров за сегодня проехать. Не испугаетесь? — обернувшись, улыбнулась в камеру.

— Не испугаемся, — заверил Михаил.

Путь завершился у деревянного гаража, ворота которого как раз открывал одетый в расстегнутую дубленку и тельняшку мужик средних лет в кепке.

— Это Василич, водитель наш! — представила его Галина.

Монтажная склейка перенесла нас внутрь переоборудованной под медицинские нужды «Таблетки».

— Меня в «Красную гриву» после института распределили, из Новосибирска, — поведала нам снявшая платочек и оказавшаяся кудрявой брюнеткой фельдшер. — Чуть не выла — так в город хотелось! — рассмеялась.

— Теперь — не хочется? — спросил репортер.

— Иногда хочется, а потом на мужа смотрю, деток — ну куда мне в город? — улыбнулась она. — Я когда приехала, мне избу-пятистенок выделили, там, кроме печки и электричества ничего не было. Так мне местные сразу «приданного» натащили, помогли обжиться, — снова рассмеялась. — Радовались очень — год в деревне фельдшера не было, — поправила платочек на плечах и поделилась плюсами своего положения. — У нас в школе тридцать детей, а учителей — полный набор. Почти индивидуально с детьми занимаются, у нас все — круглые отличники, олимпиады берут. Дочки — две их у меня, Светочка и Катенька, на танцы в ДК ходят, в город ездят выступать.

— А муж у вас кто? — спросил Михаил.

— Муж у меня — кооператор, — смущенно отвела она глазки. — Снасти рыбацкие с деревенскими делают и городским продают.

— Снасти — это хорошо, — одобрил Михаил.

— Стоп! — скомандовал я.

Оператор с небольшим опозданием остановил проектор.

— Будет ли в ходе дальнейшего репортажа посещен рыбацкий кооператив? — спросил я.

Мужики неуютно поерзали.

— А что с кооперативом? — не понял Борис Николаевич.

— Сколько денег отслюнявил муж Галины? — ледяным тоном спросила Виталина.

— Денег? — полезли на лоб брови Полевого. — Это что — реклама⁈ — рявкнул на побледневших журналюг. — За сколько эфирное время продаем?

— Две тысячи, — не удержался от правды Михаил.

— Продешевил! — фыркнул я. — Прикинь — это первый выпуск новой